Про жизнь гадскую, солдатскую и комбатскую

 Мы пережили трех комбатов. В хорошем смысле слова – пережили. Первый особо не запомнился. При нем мы были духами и запомнить, кроме слипшихся команд "подъем!" и "отбой!" мало что могли. Комбат в этот список не входил. Третий комбат по сравнению со вторым был пигмеем во всех отношениях и ничего, кроме недоуменной ухмылки не вызывал. А вот второй…

 Шкаф с кулаком размером с голову среднестатистического призывника и пунцовой репой. За что, собственно, и получил одно из прозвищ – "Репа". Было у него и еще одно прозвище, но я до сих пор (несмотря на филологическое образование) не выяснил: относится оно к ненормативной лексике или нет. Потому пользоваться будем первым прозвищем.

 Характер у Репы был патологически холерический. Если с утра он был чем-нибудь огорчен (не поправил здоровье после вчерашнего, получил со стороны сообщение о каком-нибудь нашем залёте или дрянь какая-нибудь вроде замполита настроение испортила): на глаза лучше было не попадаться.

 Впрочем, наверное, настроение у него скуксилось еще в начале его комбатствования. Решил Репа, заступив в должность, исполнить свою давнюю мечту, видимо засевшую со времен, когда он был зампотехом. И приказал он вскрыть боксы НЗ и выгнать всю, стоявшую там на случай войны, технику.

 Что положено – вскрыли.

 Что смогли – выгнали.

 Все три машины (за эту цифру – ручаюсь). Из пятидесяти (за эту – нет). Репа обошел боксы, имевшие вид музея Курской дуги, посмотрел на полуразобранную, местами, технику, окинул взором Наполеона под Ватерлоо находящийся повсюду многослойный панцирь голубиного помета, и произнес то самое свое излюбленное слово, нормативность которого я гарантировать не могу.

 Добавил: "З-закройте, н-на! Чтоб я, н-на, этого больше не видел, н-на!!!" – и пошел грустный от осознания того, КТО первым будет расстрелян в случае начала военных действий за неисполнение всех мыслимых и немыслимых…

 …Пришел однажды с фингалом. Факт вопиюще-фантастический. Была какая-то свара в местном деревенском кабаке, и наш комбат в нее вписался. Неудачно. "Всем кабаком прошлись, – гремел на разводе над плацем его бас, – хоть бы одна … встряла!!!" Офицеры недоуменно пожимали плечами и мысленно хихикали.

 Дежурным в тот день по роте стоял Бакелит. Репа задумчиво разглядывал свое подбитое отражение в огромном – в рост – зеркале. Игорёк, проходя мимо, промурлыкал популярную тогда песенку Боярского про коня: "Ля-ля-ля… Косит лиловым глазом…"

 "Убью!!!" – взревел Репа, его кулачина полетел в отражение, а Бакелит исчез из поля зрения до того, как осыпались последние осколки зеркала. Смех-смехом, но наряд-то по роте надо как-то вечером сдавать: бардак получается – принимали с зеркалом, а передавать-то как? Ладно, кое-как списали. Не к комбату же идти с жалобой…

 В другой раз, поднимается как-то Репа на второй этаж. В штаб, значит. Ладошку свою размером с том Большой советской энциклопедии на перила плюхнул и учуял некое неуставное под ладонью шевеление. Не должны перила шевелиться! Рывком вырвал весь пролет и швырнул на пол. На грохот выскочил дежурный по роте. "Чем быстрее сломаем старое, тем быстрее построим новое!" – назидательно произнес комбат и продолжил свой путь. А дежурный схватился за голову: опять-таки – как наряд сдавать? Принимал-то с перилами…

 …Была, говорят, у него своего рода примета: если батальон на утреннем разводе гаркнет "здра-жла-тащ-мъёр!!!" как положено, то день пройдет гладко, а если нет… Тогда все старались как гласит народно-солдатская мудрость – подальше от начальства, поближе к кухне. Или хотя бы просто подальше от Репы.

 Если с утра что-то шло не так, то главным объектом комбатовой "психологической реабилитации" была караулка. Вломится туда и первым делом ногой открывает тумбочку под рукомойником. Там стоит ведро с шамбой (всю ночь туда стряхиваются пищевые отходы, спитой чай, швыряется всевозможный мусор и стекает все, что вытекло из рукомойника). Как правило, караульные (по разным причинам) не успевали вынести шамбу в сточную яму, и Репа носком нагуталиненного сапога опрокидывал ведро на бок. Жижа неопределенного цвета растекалась по надраенным добела половицам, и караульные хмуро осознавали, что впереди большая уборка. Следующим пунктом был стол начальника караула. Репа поочередно вытаскивал каждый ящик комода, не глядя переворачивал и швырял на пол. По полу рассыпались всевозможные скрепки, кнопки, карандаши, книжки с гарнизонным уставом и т.д. Удовлетворенно сплюнув и произнеся свое любимое слово (ставшее его второй кличкой, которое я никак не решусь произнесть публично), Репа удалялся.

 Однажды мы лишили его возможности такой разрядки. Ранним-ранним утром приготовили ему подлянку и с нетерпением стали ждать. Первый пункт – рукомойник – озадачил комбата пустым грохочущим ведром, из которого не вылилось ни капли остатков ночной жизни. Удивленно крякнув, Репа рванул к столу, выдергивая ящики один за другим. Пустота. Лишь постовая ведомость тихо спланировала к его ногам. Понимая, что утро не задалось окончательно, комбат пробурчал что-то под нос, с хриплым выдохом поднял над головой караульный тяжеленный топчан (килограммов пятьдесят), хватил им об пол, потом сорвал один из стендов наглядной агитации, легким движением расшиб его на щепы, прорычал: "Бар-р-рдак!", – и вышел. Единственной нашей реакцией был хохот. Разумеется, когда комбат вышел из зоны слышимости.

 Через минуту прибежал ротный: "Что тут у вас?".

 Мы молча кивнули на ристалище.

 "Григорич?"

 Мы опять молча кивнули.

 Ротный гмыкнул. "Ла-а-адно. Уберите тут…"

 …Залетели как-то наши воины: устроили драку с соседями-связистами. Как это обычно: слово за слово – носом по столу. "Наших бьют!" И понеслась… Понятное дело – ЧП. Да еще на фоне объявленной партией борьбы с неуставными взаимоотношениями…

 Комбат полтора часа вел воспитательную беседу о недопустимости и прочая, а когда необходимое, в таких случаях, количество нужных слов было произнесено, закончил, загадочно ухмыльнувшись: "Нет, ну конечно, если эти… с модновошками в петлицах кого-ньдь из наших… То, конечно!" И это тоже – наш комбат. Наш Григорич. Своих в обиду не давал. Сам шкуру спускал. Если надо.

 У него была своя метода проверки боевого духа молодого пополнения. Подзовет бойца к себе и начинает морально плющить с использованием своего вокального диапазона. А сам смотрит: ежели боец стушевался и поник – все, он для Репы существовать переставал. А ежели нет, ежели экспериментатор замечал в глазах испытуемого хотя бы намек на мысль "эх, щас бы автомат, я бы тебя бы…" – уважение гарантировано. А уважение комбатское в чипке не купишь за рупь двадцать…

 И бойцы Репу уважали. Несмотря на самодурство его. Каким-то внутренним чутьем понимали, что напускное все это. И, как ни странно, любили своего комбата. Особо это поняли, когда того сняли с комбатской должности и перевели в какую-то полную тьмутаракань.

 …Узбек грузина зарезал. Ночью. Обоим, как и нам, той весной домой было идти. Духа не поделили. Узбек кричит: "Это мой зэмлак! Не дам припахиват!" Грузин в ответ: "Э! Маладой! Пусть лэтаит, как всэ!" Пошли разбираться в спортзал. Грузин здоровый был – накидал узбеку воспитательных. Тот утер сопли, затаился. А ночью пырнул обидчика штык-ножом. И грузин поехал домой "грузом 200", узбек – на семь лет на зону, а Репа, который собирался, было, по итогам весенней проверки сверлить дырку под вторую звездочку, чуть было одну майорскую на четыре капитанских не разменял…

 …Помню вернулся как-то батальон с учебного выезда. Все усталые, разбрелись готовиться к ужину. Смотрю – комбатовский уазик стоит. Сидит наш Григорич, водителя ждет, домой ехать собирается. А в руках – букетик полевых цветов. На полигоне насобирал. (Говорили тогда, что у него подруга появилась). Во картина: сидит человек-гора, а в кулачищах – цветочки желтенькие. И лицо такое… Задумчиво-растерянное. Человеческое…

 И если кто скажет, что у нас не самый классный комбат был, отвечу: "Идите в задницу! Что вы понимаете в комбатах?".

 (отрывок из публицистической повести «Из дембельского альбома»)

Вот она наша страшно секретная техника

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на любой мессенджер (viber, whatsAppp, telegram) - +7 902 896 51 63 или почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.