60 лет изучая радиацию в Озерске и в мире

Директор ФГУП «Южно-Уральский институт биофизики», кандидат биологических наук Сергей Анатольевич Романов не так давно вернулся из командировки.

В составе Российской делегации в качестве эксперта он принимал участие в работе Научного комитета ООН по действию атомной радиации. Этот комитет объединяет 27 стран (среди них страны-организаторы ООН и ряд других).

Из десяти человек, представляющих Российскую Федерацию, трое – с Южного Урала: двое из ЮУрИБФ (к.б.н. С.А.Романов и к.м.н. Т.В.Азизова) и один из Челябинска (д.м.н. А.В.Аклеев).

«Это наше «место в рабочем строю», - улыбается Сергей Анатольевич.

Мы общаемся между двумя датами одного юбилея: 6 мая 1953 года был подписан приказ о создании Филиала института биофизики АМН СССР, а официальная «трудовая жизнь» ФИБа началась 1 ноября 1953 года.

Тут уж не споешь: «К сожаленью, день рожденья / Только раз в году…» Как минимум, два раза можно отмечать…

Самое время поговорить о прошлом и о настоящем института, о проблемах и перспективах, да и просто о жизни нашей озерской (конечно, сквозь призму данных ЮУрИБФ)…

***

Все эти годы ЮУрИБФ изучает действие ионизирующих излучений на человека и другие биологические объекты и применение их для целей радиационной безопасности и охраны здоровья персонала предприятий атомной промышленности и населения, проживающего вблизи от таких предприятий.

Для этого институт проводит фундаментальные и прикладные научно-исследовательские работы в области радиобиологии, радиационной медицины, генетики, эпидемиологии, дозиметрии, радиоэкологии, гигиены труда, радиационной безопасности и медицинской защиты.

- Сергей Анатольевич, чем занимался ФИБ (уж как-то привыкли к этому старому доброму названию горожане) в первые годы своей работы?

- Первый директор ФИБа, д.м.н. Г.Д. Байсоголов, был гематолог. Сначала считалось, что радиация в основном действует на кровь. Поэтому сюда прислали молодых и очень хороших врачей гематологов.

Конечно, посылали и профессоров, те сами ехать не хотели, но при этом прекрасно понимали, что если пришлют сюда какого-нибудь глуповатенького, то получат по шапке. Поэтому посылали умненьких, которых, конечно, им было жалко, но не ехать же самим? Почитайте того же В.Л.Гинзбурга, как они с И.Е.Таммом А.Д.Сахарова послали в Саров. То же самое… Байсоголов примерно также, наверное, оказался здесь.

После Челябинска-40 он был заместителем директора в Обнинском институте медицинской радиологии. Кстати, Г.Д. Байсоголов и А.К. Гуськова за свои работы в ФИБе получили Ленинскую премию. А эту премию никогда не давали просто так.

На «Маяке» в 50-е годы было огромное количество профбольных. Чуть ли не 20-30 процентов. Хроническая лучевая болезнь, острая… Эта проблема была решена где-то к 1962 году. И в 1962 году Г.Д. Байсоголов пришел к руководству и сказал: «Мне здесь делать нечего… Я здесь всё сделал!» Поэтому его отсюда и отпустили.

- А как решили проблему?

- В первую очередь, нашли причины. Если говорить по технологической цепочке, то на реакторном заводе у реакторов была плохая система водоснабжения, и урановые пенальчики в 4-5 метровых сборках спекались в так называемые «козлы». Этого «козла» высверливали при работающем реакторе. Чтобы время не терять. И получали повышенные дозы облучения.

Вторая беда поджидала, когда сборку доставали из реактора: бывало, что из-за несовершенства конструкции урановые блочки высыпались на пол. Как убирать? Подбежали ребятушки, ручками-ручками… Огромное количество было народу задействовано, много и получили.

В бассейне охлаждения вместо того, чтобы сборки по полгода выдерживать – держали месяц, короткоживущие радионуклиды не успевали распасться, продукт поступал на радиохимический завод – все облучаются.

Ученые ФИБа выступили как индикатор. Приходили и говорили: «У вас тут проблема, которая приводит к заболеваниям и гибели людей. Давайте, что-то немедленно исправлять».

И естественно, технари начинали работать.

И когда технологии были отточены к 1965 году, радиационных профзаболеваний не стало.

- То есть, в том, что наведен порядок – в этом заслуга и ФИБа?

- Безусловно. Кроме того, здесь держали огромное количество подопытных животных, которые тоже внесли великий вклад: на них разрабатывались стандарты радиационной безопасности, определялись пределы доз, которые люди могут получать без особого вреда здоровью.

- Г.Д. Байсоголов задачу выполнил – ФИБ можно закрывать?

- Не так всё просто. Когда первые проблемы были решены, возникла новая проблема – онкозаболевания. В конце 70-х годов был всплеск у тех, кто переоблучился в первые годы работы «Маяка» (особенно у тех, кто работал до 1958 года). Больше половины онкозаболеваний обнаруживают на III-IV стадии. И, следовательно, стоит задача по ранней диагностике. А вся ранняя диагностика, хотим мы этого или не хотим, основана на ядерной медицине. А это – дополнительное облучение.

В США и Японии уровень медицинского облучения уже превышает природное облучение.

В Японии в 60-е годы ХХ века решили сделать поголовную флюорографию всем на тех, еще далеко не совершенных приборах. Они всю страну «просветили», всё население.

Обнаружили 20 тысяч новых случаев рака на ранней стадии.

На этом фоне у тридцати человек эта процедура вызвала рак, которого у них до этого не было. Вероятность, конечно, мала. По сравнению с 20 тысячами тех, кому жизнь продлят. Но все же вопрос далеко не простой. Особенно для тех тридцати человек, которые пострадали в результате медицинского обследования.

И сейчас почти такая же ситуация идет с компьютерной томографией. Ее начали применять с 1985 года. И первое большое исследование было в прошлом году опубликовано в серьезном научном журнале: что-то не всё так уж и хорошо. Особенно у тех людей, которым много делали исследований с использованием компьютерной томографии.

А когда только поставили это оборудование, так народ валом валил, по блату записывались. Даже без показаний. «На всякий случай». Сейчас вон в Ханты-Мансийске эти томографы чуть не «в каждой деревне». Это, конечно, хорошо, но если поставлен дорогущий прибор, он же не будет просто так стоять. Будут «загонять» людей. А чем это отзовется впоследствии? Не такая уж простая проблема.

- Там тоже используются какие-то радиоактивные элементы?

- Да. Так что есть такие особенности… Нам еще есть чем заняться. Без работы не останемся.

Есть проблемы, которые, казалось бы, не имеют вообще никакого отношения к нам, к радиационной безопасности.

- Например?

- Например, полет на Марс. Никакой проблемы (с точки зрения денег) для запуска корабля на Марс – нет сегодня. Это вообще не деньги.

- А в чем проблема? Не долетит?

- Прекрасно долетит. Но каждый из экипажа получит около 1000 миллизиверт. Как получали наши первопроходцы. Это только из того, что сегодня известно нашей науке. А с чем космонавтам придется столкнуться в реальности, кто знает?

***

- Сергей Анатольевич, вы недавно принимали участие в работе Научного комитета ООН по действию атомной радиации. Но это не единственная организация за рубежом, к которой и вы и ваш институт имеют отношение?

- Да. Кроме того, есть Международная комиссия по радиологической защите (МКРЗ). Там тоже – 4 человека из России, трое – из Челябинской области.

- Чем вообще занимается эта комиссия?

- Она занимается одной очень простой вещью: разработкой стандартов облучения.

Если вы работали или работаете на нашем градообразующем предприятии, то, наверное, сталкивались с такими понятиями, как нормы радиационной безопасности (НРБ), а еще есть "Основные санитарные правила обеспечения радиационной безопасности (ОСПОРБ)".

Эти документы чаще всего созданы на основе документов, которые делает Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ). А для своих документов МАГАТЭ берет те стандарты, те идеи, которые разработала МКРЗ. Это та самая, первая, инстанция, которая занимается стандартами радиационной безопасности.

- В том числе, основываясь и на ваших данных?

- Да, в том числе. В МКРЗ существует пять комитетов.

Комитеты по эффектам атомной радиации, то есть люди, которые занимаются изучением последствий воздействия.

Вторая часть занимается дозиметрией, то есть стандартами – как измерять дозы и т.д.

Третья часть занимается медицинским облучением (воздействие флюорографии, компьютерной томографии и т.д.).

Четвертая часть занимается окружающей средой.

Пятая по Применению рекомендаций МКРЗ.

Все нормы радиационной безопасности во всех странах идут от этой комиссии. Комиссия разрабатывает все эти нормы, затем утверждается в МАГАТЭ, в научном комитете ООН по действию атомной радиации, а затем транслируется на следующие уровни.

Много очень интересных вопросов есть в этих стандартах.

- А что до них человеку, далекому от «Маяка»?

- Не скажите. Вот, например, что касается города Озерска – нет совершенно никаких стандартов, отражающих то, что мы живем в такой экологически непростой ситуации. С точки зрения радиации. И кто мы? Вроде бы не работники ПО «Маяк», не ликвидаторы, а по многим параметрам некоторые люди получают довольно значимые дозы…

- Например? Если не секрет…

- Не секрет – Новогорный.

В Новогорном бОльшие (по сравнению с Озерском) дозы облучения. В первую очередь, от предприятия, которое находится прямо по ветру.

В Татыше – тоже есть некоторое превышение…

- Это аукаются результаты первых лет работы «Маяка»?

- Совершенно верно. Всё это в основном привнесено в первые годы. Мы, как простые жители Озерска, неработающие на «Маяке», в год получаем 3-4 миллизиверта за счет природного облучения, 2-3 миллизиверта от медицинского облучения (они неконтролируемы, их никто не контролирует, на них нет никаких стандартов). И есть «ж-ж-ж-жуткая» цифра, получаемая персоналом ПО «Маяк»: 1 миллизиверт.

- То есть, к вопросу о радиофобии: воздействие от «Маяка» значительно меньше, чем то, что получают люди от природы и медицины?

- Да.

- А что же Фукусима?

- А что Фукусима? Там ничего не произошло. С точки зрения урона людям. Ни-че-го. После цунами они уже знали, что будет взрыв. И просто эвакуировали людей. А все эти аварии за 20-30 километров от эпицентра взрыва угрозы уже не представляют. Даже такая большая. В воду много ушло. Ну и что? В океане разбавилась и всё.

И хотя, казалось бы, Япония – передовая страна, а люди первые месяцы не проверялись на внутреннее содержание радионуклидов. Поэтому, например, по йоду сказать вообще ничего нельзя. Потому что йод распадается за 8 дней, да еще и выводится очень быстро.

- А урон организму радиоактивный йод наносит?

- Да. В основном – детям. Вот в Чернобыле основной доказанный урон – это дети, у которых зафиксирован рак щитовидной железы.

- Это еще и доказывать надо?

- Да. Очень тяжело доказывать, сравнивать и выяснять за счет чего выросло число обнаружения данного заболевания. Был, например, до аварии в этом населенном пункте только фельдшер, а после аварии прилетели профессора. Фельдшер сидел только молоточком бил по ногам, коленный рефлекс исследуя. А приехали профессора с качественной аппаратурой для УЗИ и прочих исследований, которых вообще не было. Наверное, они обнаружат больше заболеваний, чем обнаруживал раньше фельдшер. Только вот они обнаружены как результат аварии или как результат серьезного обследования? Вопрос.

Хочется отметить, что в Чернобыле, в отличие от Фукусимы, была полная открытость.

***

- К вам продолжают приходить молодые специалисты. Как вы оцениваете их уровень подготовки? Не ощущается ли некой профанации сегодняшнего высшего образования? Все эти системы ЕГЭ и т.д.

- Да дело не в системе ЕГЭ… Дело в том, что начиная с какого-то года ученые строго разделились на две части: на тех, кто учит и на тех, кто что-то в науке делает. И они не пересекаются.

- То есть разделились на практическую науку и теоретическую?

- Да, и они не пересекаются. Меня поражает иногда, насколько студенты сегодня безразличны к учебе. Им ничего не надо… Платят свои деньги и не учатся. Зачем платят? Ну, получи свою «тройку» и иди, раз ты такой… Я понял, что таких учить бесполезно. И это массовое явление, к сожалению.

- А если попадется студент, который жаждет знаний?

- А это видно. Сразу.

- Так может вузы позакрывать лишние?

- А это сейчас уже началось, и я считаю, что правильно делает министерство образования. Понимаете, уже пять или шесть лет происходит ревизия отечественной науки. Ревизия. Можно сколько угодно спорить о критериях оценки, но это второй вопрос. Я не знаю ни одного из хороших вузов, которые не были бы отражены в соответствующем рейтинге. В нашей области науки, например, никого не обидели. Могут быть какие-то нюансы, но я в своей области такого не знаю. В системе ФМБА 9 институтов-лидеров. Мы входим в это число. И все, кроме ЮУрИБФ, в городах-миллионниках.

- В какой-то момент чиновникам разрешили получать деньги за творческую деятельность, за занятия наукой и т.д. Бизнесом заниматься они по закону не могут, а творчеством – пожалуйста. И наукой. Давать взятку в качестве гонорара – стало проще. И появился спрос на ученые степени. Прогремел ряд скандалов. Я не чиновник, конечно, но от ученой степени не откажусь. Не продадите? Пусть не докторскую, хотя бы кандидатскую…

- А смысл? Есть сайт (www.elibrary.ru), на котором можно выяснить, сколько научных работ тот или иной автор опубликовал. И сразу всем всё станет понятно. Люди, которые покупают ученые степени, не осознают, что просто подставляются. А есть еще индекс цитирования российских ученых. Если тебя цитируют, значит, твои работы нужны.

- Сколько научных сотрудников сегодня в институте?

- Научных сотрудников – 60 человек. Много молодых. Среднего возраста мало.

- 90-е выбили?

- Как ни странно, 90-е годы нам сослужили очень хорошую службу.

- Каким же образом?

- Сейчас из «прописанных» озерчан в возрасте от 20 до 30 лет больше половины в городе не живут. Они зарегистрированы, но не проживают. Тысяч семь. Все на заработках… После получения образования в столичных вузах – домой не возвращаются.

А в 90-е годы умные ребятишки не уехали, остались в городе. Не смогли уехать по финансовым причинам. Чего сейчас уже нет. И очень много у нас именно из них и начальников, и рядовых сотрудников…

- То есть они поступили в наш ОТИ МИФИ, а затем пришли к вам на работу?

- Да, в начале 90-х поступили. Очень хорошие ребята. Не растеряли желания учиться. В XXI веке это закончилось. Появились деньги, выпускники поехали в другие города. Дальше пошел следующий этап. Где-то с 2005 года пришли ребята из Кыштыма. Для них это карьера, для них это рост. Человек пять-шесть у нас работают.

- А каков помимо научного – финансовый интерес?

- Средняя зарплата сотрудника – 28 тысяч. Из сотрудников нашего института в год в среднем защищаются два человека. Есть и зарубежные командировки, есть перспектива зарабатывать с помощью проектов. Они сами его готовят, обосновывают, выставляют на конкурс, выигрывают.

- То есть здесь уже проекты идут снизу вверх…

- Да. Есть проекты и с солидным финансовым обеспечением.

***

- Деньги и наука. Это две вещи несовместные?

- Казалось бы, на радиационной защите заработать невозможно. Но с экономической точки зрения, если к ней подойти, в принципе, когда идет конкуренция с другими видами энергетики…

Взять, к примеру, стоимость киловатт-часа электроэнергии в атомной энергетике. На 90 процентов эта стоимость определяется стандартами радиационной безопасности. Где-то в 90-годы была большая эпопея. В начале 90-х предел дозы для персонала был 50 миллизивертов, а стал - 20 миллизивертов. Миллиарды долларов потратил Росатом, чтобы соответствовать этому требованию. Понадобилось усилить безопасность, увеличить защиту и т.д. И как результат – подорожала электроэнергия, вырабатываемая АЭС, сравнявшись с другими способами «добычи» электричества.

- Вернемся к вопросу про деньги. Как зарабатывает ваш институт?

- Мы сами себя кормим. От государства мы не получаем ни копейки. Государство объявляет конкурс, мы этот конкурс выигрываем. И ни копейки без конкурсов.

У меня складывается такое впечатление, что если есть хорошая идея, то на нее деньги найти легко. Это не быстро. Есть ряд необходимых процедур, но всё решаемо. Деньги есть. И их больше, чем интересных предложений, на реализацию которых нужны эти деньги.

- Заказы на конкурсы кто формулирует?

- Я отношусь к той категории людей, которые не считают, что в правительстве сидят дураки. Я считаю, что правительство, как раз, многое делает очень логично. В том числе, и в данном вопросе. Существует программа по обеспечению радиационной безопасности в стране до 2025 года. Это двадцатистраничный документ, подписанный Президентом. Где сказано, например, «обеспечить безопасность Теченского каскада водоемов» и т.д. Раньше администрация Президента должна была все эти задачи распределить по соответствующим министерствам и ведомствам. Направляет, например, в Минздрав. Минздрав включает в перечень своих задач и запрашивает у заинтересованных организаций их коммерческие предложения: что вы можете сделать по данным задачам?

Мы отвечаем. Кто-то еще отвечает. В результате формируется список задач, который выставляется на конкурс.

Это было раньше.

А сейчас делается несколько иначе. И я считаю – лучше.

Большой блок задач из этой же программы Президента входит, например, в федеральную целевую программу «обеспечения ядерной и радиационной безопасности» (ФЦП ЯРБ). Цель этой программы – одна: «прибрать за собой». В рамках этой программы на «Маяке», например, подразумевается засыпка озера Карачай. Это огромные деньги.

Попасть, ничего не делая, никуда нельзя. Ни в какую программу просто так тебя никто не включит. Это нужно лично обеспокоиться этим вопросом, нужно лично все оформить, в соответствии с требованиями, аккуратненько через все этапы пройти.

- И деньги будут найдены?

- Конечно.

- Помнится, были вопросы по могильник на территории ФИБа. Он уже ликвидирован?

- Да. Из средств ФЦП ЯРБ.

- Кстати, люди интересуются: а что это вы там, на территории ФИБа, за здание сносите?

- В этом здании были затравочные комплексы, где плутонием затравливали животных. Конечно, нельзя сравнивать с некоторыми зданиями «Маяка», но, тем не менее, для городской черты присутствие такого здания совершенно неприемлемо. К тому же, в 1996 году эксперименты закончились, здание уже было брошено, и не использовалось. Естественно, рано или поздно оно могло рухнуть. И в городе появилось бы еще одно «грязное» место.

- Почему? Откуда «на волю» вырвалась бы радиация? Где она находится в том здании?

- В штукатурке, в полах, в загрязненном оборудовании. И здесь сначала проходила бригада дозиметристов, затем всё зачищалось, складывалось определенным образом… Не так всё просто. Это «мероприятие» стоило 115 миллионов рублей. Также из средств ФЦП ЯРБ.

- Это на снос вот этой части здания?

- Да.

- И куда теперь всё это вывозить?

- А вот это интересный момент. Если образуются новые радиоактивные отходы, за них надо сразу платить страховку. Что же касается отходов «старых», еще совершенно непонятно. Ближайшая точка сбора – Новоуральск. Сейчас обсуждается вопрос о том, чтобы «Маяк» принял в этом участие.

- Как?

- Да в тот же Карачай сбросить. Перед засыпкой. Все же понимают, что в городе это терпеть нельзя, но что с этим делать – пока не ясно. Но я думаю, всё будет решено положительно.

***

Юбиляр ЮУрИБФ, развивающий много направлений в радиобиологии и радиационной медицине сегодня занимает лидирующее положение в стране и в мире. И это не пустые слова. Ведь все, что касается изучения влияния облучения – это сделано в ЮУрИБФ впервые и в нашей стране в частности, и в мире в целом.

А уж перспектив у юбиляра – более чем предостаточно. Включая полет на Марс…

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на любой мессенджер (viber, whatsAppp, telegram) - +7 902 896 51 63 или почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.