Забыть нельзя. Надо помнить

Аварию на ПО «Маяк» 1957 года из-за секретности закрытого города называли как «взрыв под Кыштымом». Долгие годы во всех подробностях она была известна только узкому кругу лиц. Даже жители «сороковки», не работавшие на комбинате, толком ничего о ней не знали. 

Государственные информационные центры Советского Союза в то время  хранили молчание. И только в нескольких газетах сообщилось о том, что на Южном Урале в конце сентября наблюдалось интересное явление, похожее на северное сияние. Западная пресса тогда изобиловала всевозможными домыслами. Одни информагентства сообщали, что произошёл ядерный взрыв во время масштабных военных учений, вторые,  что во время ядерных испытаний произошла авария, третьи – испытание советского ядерного оружия на Новой Земле привело к образованию облака, из которого выпали осадки радионуклидов. Утверждалось так же, что в результате погибло много людей. 

Вот такую несуразицу писали

 Завесу секретности сняли только в 1989 году. За время, что отделяет нас от того драматического события, были  опрошены многие сотни очевидцев и участников ликвидации последствий аварии. И даже те, «кому бабушка что-то рассказывала». Может,  пора забыть об этом? 

Но, когда приближается 29 сентября, невольно вспоминается то, что с ним связано. 

1957 год, сентябрь. Воскресный день.  16 часов 22 минуты. На заводе 25 химического комбината «Маяк» взорвалась одна из ёмкостей, называемая специалистами – банка-4 комплекса С-3, которая служила хранилищем высокоактивных отходов. 

Плита после взрыва

В ёмкости находились отходы радиоактивностью 20 млн. кюри. Два из них были подхвачены ветром на высоту до 2-х км и унесены от эпицентра химического (а не ядерного!) взрыва на многие сотни километров,  захватив часть Свердловской и Челябинской областей. Долетела пыль и до Тюменской области. Осела она на площади в 20 тысяч квадратных километров. На «заражённой» территории находилось 217 населённых пунктов, где проживало более 280 тысяч человек.   Оставшиеся 18 млн. кюри распылились по промышленной площадке. 

У меня сохранились записи интервью с несколькими участниками ликвидации последствий аварии, сделанные в 2002 году. К 45-летию аварии часть из них была опубликована в газете «МК-Урал».

 Михаил Васильевич Гладышев – бывший директор завода 235:  

- В 3-ей и 4-ой банках длительное время хранились растворы,  содержащие нитраты аммониевых и других солей. Жидкость испарилась и от большого количества скопившихся радиоактивных элементов повысилась температура. Я полагаю, что при образовании искры от неисправных приборов произошёл взрыв нитратных солей такой мощности, что перекрытие банки  (а это, следует заметить, была бетонная плита весом 167 тон) отлетело в сторону на 20 метров. Вскоре появилось облако. За счёт радиоактивности оно светилось, что и создавало иллюзию северного  сияния. Я услышал этот взрыв, находясь на стадионе, в роли футбольного болельщика. Меня вызвали в ЦЗЛ, я переоделся в спецодежду и поехал на завод. Весь вечер и ночь нами замерялась «загрязнённость» территории, определялись границы этого «загрязнения». 

На другой день мы с Анатолием Фёдоровичем Лызловым измеряли «загрязнённость» и на крышах зданий. Нам предстояло решить сложнейшую задачу: строить здания на новом месте  или начать отмывку. Опыта отмывки у нас не было, особенно это касалось стен, перекрытий и крыш. Маловато было и техники: только пожарные машины, бульдозеры, отбойные молотки и лопаты. Это событие стало  тяжёлым испытанием для многих людей, хотя ни один человек вовремя аварии не погиб и не было зафиксировано ни одного случая заболевания лучевой болезнью. 

 Сергей Григорьевич Дурашкин, инженер завода 25:

 - Я очень хорошо запомнил тот воскресный день. Как многие горожане болел за свою любимую команду. Матч проходил на стадионе «Труд». Раньше он назывался «Химик». Когда утром приехал на смену, то увидел, что все окна из зданий повылетали. Несколько дней мы занимались уборкой.  В первый день автобусы с завода заезжали в город и, конечно,  «грязи» натащили достаточно.  Затем, с промплощадки транспорт доезжал только до ворот КПП, а дальше мы пересаживались в «чистые « автобусы. 

Александр Николаевич Сапогов, начальник смены завода 25:

 - Вначале нас на рабочие места не пускали. Потом мне дали 100 солдат и под моим руководством они отбивали штукатурку от зданий, выносили мусор, отмывали помещении. Работали в комбинезонах, но без масок. Потом их всех отправили на обследование. 

Я курировал ту часть территории, где произошёл взрыв. Замеры показывали, что радиоактивность составляет 10 000 мкр. в секунду. Хотел бы я знать, как сложилась судьба тех солдат...

Виктор Николаевич Дощенко, кандидат медицинских наук, ветеран Филиала института биофизики-1:

- Я принимал участие в помощи всем пострадавшим от радиационной аварии. Расскажу об одном эпизоде, о котором ещё никому не рассказывал. Меня направили в лагерь заключённых на следующий день после взрыва. Он находился неподалёку от места взрыва. Заключённые устроили бунт, сняли с себя одежду. Мне как врачу пришлось произвести дозиметрию. Она показала, что катастрофического превышения доз не было. На тот момент не было и никаких симптомов лучевой болезни. Гораздо больше пострадали охранники, которые наблюдали прохождение облака. Все 30 солдат-охранников были направлены во вторую терапию. 

Мы, медики, очень за них переживали, так как в анализах мочи при отсутствии значительного «загрязнения» тела было обнаружено превышение радиоизотопов в тысячи раз! Однако, применение абсорбентов, мочегонных средств и назначенного обильного питья дало свои результаты. Через месяц лечения все они были выписаны практически здоровыми. Фактов лучевой болезни мы тоже тогда не выявили. 

Вскоре этих солдат демобилизовали, но, к сожалению, командование не запросило их адресов. Как сложились их судьбы, мы не знаем. Дело в том, что отсутствие лучевой болезни не гарантирует других последствий переоблучения. 

Конечно, ни одна техногенная авария не обходится без трагических последствий. О нескольких случаях  мне  в своё время рассказал Николай Иванов, инженер, подполковник внутренней службы. Вот один из них:

- Шофёр боевой пожарной машины отдельного поста 2-ой пожарной части Пётр Бибиков приехал на дежурство на своём «Москвиче» и поставил его у здания поста. Пост находился недалеко от строящегося дублёра «Б» завода 35. После взрыва, когда автомобиль покрылся слоем пыли, Пётр вытер его тряпкой, а перед сдачей смены,  уже 30 сентября, помыл машину водой. 

На КПП, проверив  на «загрязнённость», машину не пропустили и заставили мыть ещё раз. Но и это не дало результата. После долгих упрашиваний Бибикову удалось убедить контролёра пропустить его через КПП, пообещав, что дома машина будет отмыта керосиновым контактом, а личная одежда и обувь уничтожены. 

Но не многократное мытьё, ни сдирание краски с «Москвича» не принесли желаемого эффекта. Через некоторое время дозиметрическая служба выдала Бибикову справку, что машиной пользоваться нельзя. «Москвич» был отогнан на свалку-могильник.  (Бибиков получил денежную компенсацию). А через несколько лет после долгой и мучительной болезни скончалась его жена. Вслед за ней от нераспознанной болезни умер и он. Думаю, если бы дозиметристы наложили арест на машину ещё на КПП, такого печального исхода бы не было. Ведь непосредственно в результате аварии не погиб ни один человек».

Действительно, в момент аварии никто не погиб, но, как сказал врач ФИБа, отсутствие лучевой болезни не гарантирует от других последствий переоблучения. 

P.S. В своё время через газету «МК-Урал» мы обратились к солдатам, принимавшим участие в ликвидации аварии, но ни один из них не откликнулся. И всё вышесказанное только одна из страниц той драматический истории. 

В.К. 

(фото из интернета)

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.